ВЛИЯНИЕ ДЭГ НА ЯВКУ ИЗБИРАТЕЛЕЙ НА ВЫБОРАХ В РОССИИ

В 2021–2023 ГГ.

В. И. Федоров

Федоров Владислав Иванович

Финансовый университет при Правительстве РФ,

Россия, Москва

E-mail: vifedorov@fa.ru (ORCID: 0000-0002-4173-1358).

Аннотация

Развитие дистанционного электронного голосования (ДЭГ) в России и за рубежом, трансформирует выборы, открывая перед государством и обществом новые возможности для перехода от субъект–объектных к субъект–субъектным отношениям. Однако вопросы влияния ДЭГ на политические процессы, особенно на региональном уровне, исследованы недостаточно и требуют пристального внимания со стороны представителей социальных наук. В связи с этим в статье анализируется влияние ДЭГ на явку избирателей на федеральном и региональном уровне выборов в России в 2021–2023 гг. Автором проверена гипотеза о том, что ДЭГ как дополнительный канал голосования создает условия для предотвращения снижения и обеспечения роста явки избирателей, оказывая на нее стимулирующее влияние. По итогам кросс-регионального и кросс-темпорального анализа электоральной статистики результатов выборов сформулированная гипотеза была подтверждена частично. Российская сеть электронного голосования в 2021–2023 гг. показала свою эффективность для государства как ее оператора в таком ключевом показателе как рост явки избирателей или предотвращение ее снижения на федеральном уровне выборов, но на региональных выборах с применением интернет-голосования тенденция к росту явки избирателей выражена слабее. По итогам исследования можно сделать прогноз, что ДЭГ как дополнительный канал голосования при условии широкого общественного контроля оправдано рассматривать в качестве эффективной формы конвенционального политического участия.

Ключевые слова: дистанционное электронное голосование; ДЭГ; выборы; Государственная Дума; ЦИК России; губернаторские выборы; выборы президента России.

THE I-VOTING INFLUENCE ON THE VOTER TURNOUT OF THE RUSSIAN SOCIETY DURING FEDERAL AND REGIONAL ELECTIONS

IN 2021–2023

V. I. Fedorov

Vladislav I. Fedorov

Financial University under the Government of the Russian Federation.

E-mail: vifedorov@fa.ru (ORCID: 0000-0002-4173-1358).

Abstract

The development of internet voting in Russia and abroad is transforming elections, opening up new opportunities for the state and society to move from subject–object to subject–subject relations. Definitely it brings some risks; still, it gives new opportunities that both state and society can use in their own way. The article deals with the influence of i-voting on the electoral activity throughout different regions of Russia. This problem has not been studied in details yet; in connection with that, we focus on i-voting at federal and regional elections that took place in Russia during 2021–2023 and analyze its influence on the electoral activity as well as the way that it represents political preferences of the Russian people. In the article, we suppose that i-voting stimulates the electoral activity. Based on the results of cross-regional and cross-temporal analysis of electoral statistics of election results, the formulated hypothesis was partially confirmed. Therefore, the Russian electronic voting network in 2021–2023 has shown its effectiveness for the state as its operator in such a key indicator as an increase in voter turnout or preventing its decline at the federal election level, but in regional elections using Internet voting, the tendency to increase voter turnout is less pronounced. Based on the results of the study, it can be predicted that i-voting as an additional voting channel, subject to broad public control, is justified to be considered as an effective form of conventional political participation.

Keywords: remote electronic voting; i-voting; elections; The State Duma; The CEC of Russia; gubernatorial elections; presidential elections of Russia.

Введение

В 2021–2023 гг. ключевой новацией избирательного процесса в России, определяющей значимые трансформации электорального участия стало широкое распространение дистанционного электронного голосования (ДЭГ), проходившего апробацию для оценки возможности масштабирования на выборах Президента в марте 2024 г., на которых оно применялось в 29 регионах. Новый способ голосования создал предпосылки для поляризации политических позиций по вопросу технологической модернизации выборов. Сторонники ДЭГ (ЦИК России, мэрия г. Москвы, партии «Единая Россия» и «Новые люди», «Ростелеком») видят в нем новый эффективный механизм электорального участия, обеспечивающий снижение нагрузки на организаторов выборов, повышение явки избирателей, рост электоральной поддержки. Противники ДЭГ (КПРФ, Фонд борьбы с коррупцией[1], ряд электоральных экспертов и журналистов) считают, что партийно-политические предпочтения российского общества репрезентируются в ДЭГ в искаженном виде. При этом в законодательстве закреплена техническая возможность наблюдения за электронным голосованием со стороны кандидатов, партий и общественности.

ДЭГ в России преодолело путь от ограниченного эксперимента на выборах депутатов Московской городской Думы в 2019 г. – до масштабного использования на выборах депутатов Государственной Думы в 2021 г. и в рамках региональных выборов в 2022–2023 гг. За четыре года опыт ДЭГ получили 30 регионов, в которых зарегистрировано около 49 млн избирателей. На губернаторских выборах в России ДЭГ применялось два раза. В целом в ходе единого дня голосования в 2023 г. ДЭГ проводилось в 25 регионах России, в 24 из них с использованием федеральной государственной информационной системы (vybory.gov.ru), а в Москве на региональной государственной информационной системе (mos.ru).

Целью данного исследования является определение влияния ДЭГ на явку избирателей на выборах депутатов Государственной Думы и губернаторских выборах в 2021–2023 гг.

Наблюдение за проведением электронного голосования в России и за рубежом позволяет сформулировать гипотезу о том, что ДЭГ как дополнительный канал голосования создает условия для предотвращения снижения и обеспечения роста явки избирателей, оказывая на нее стимулирующее влияние, что обусловлено расширением сроков и форм голосования, привлечением к конвенциональному политическому участию избирателей, ранее не голосовавших на избирательных участках.

Ключевая интрига связана с политическими эффектами электронного голосования: каким образом ДЭГ влияет на явку избирателей? В чьих интересах проводится ДЭГ, кому это выгодно?

Согласно авторскому подходу [1, c. 3] электронное голосование в любом государстве выступает областью взаимодействия между официальной властью и контрвластью, представленной различным группами интересов общества для приобщения граждан к законному политическому участию, которое обеспечивается удержанием и расширением аудитории избирателей, принимающими новый способ голосования. Сеть электронного голосования обладает значительным партисипативным потенциалом для обеспечения конвенционального политического процесса и обмена информацией об электоральном выборе между государством и обществом. Так государство и общество постепенно переходят от субъект–объектных к субъект–субъектным отношениям, в которых у общества тоже есть возможность выдвигать требования государству. Успех функционирования сети электронного голосования для государства как его оператора выражен в таких показателях, как рост явки избирателей или предотвращение ее снижения, доверие общества к результатам выборов, минимизация организационных ресурсов на проведение выборов. Цель сети электронного голосования обусловлена целью государства, которая заключается в самосохранении и политическом управлении обществом с минимизацией неконвенциональных форм политического участия.

Обзор исследований

В связи с широким распространением электронного голосования наблюдается всплеск интереса исследователей к его различным аспектам. За рубежом публикации по теме начали появляться в начале 2000-х гг., а в России основная часть публикаций появилась после 2019 г., что стало естественной реакцией общественных наук на цифровизацию политического процесса.

В рамках политологического подхода изучается влияние электронного голосования на политическое участие и доверие общества к выборам. Пионерами зарубежных исследований электронного голосования, оформившими политологический подход стали Р. Альварез, Т. Холл, Р. Криммер, Д. Даунас-Сид, А.Д. Рубин [2; 3; 4; 5], которые рассматривали ДЭГ как новый механизм политического участия, способ мобилизации избирателей, и в перспективе механизм онлайн-делиберации, формирующий условия для возможного перехода от представительной к партисипативной демократии.

В российском научном дискурсе довольно быстро по вопросу электронного голосования сложились позиции цифровых оптимистов, реалистов и алармистов. Влияние электронного голосования на результаты выборов и особенности этого механизма политического участия изучали Р.А. Алексеев, Н.А. Баранов, И.Е. Минтусов, С.С. Морозова, Д.А. Будко [6; 7; 8; 9].

К цифровым оптимистам следует отнести С.С. Морозову и Д.А. Будко, которые указывают, что привычка к электронному голосованию уже формируется у российских избирателей [9, с. 466]. Неотъемлемой частью развития электронного голосования, по их мнению, должна стать широкая просветительская работа разных ведомства на межрегиональном уровне для подготовки к более масштабному внедрению системы ДЭГ. Реалистического подхода к электронному голосованию придерживается Н.А. Баранов, который считает, что у цифровых технологий на выборах есть потенциал для завоевания доверия общества по мере признания избирателями преимуществ ДЭГ и других достижений в технологической модернизации избирательного процесса, а также решения технических проблем [7, c. 443–444]. Среди цифровых алармистов необходимо выделить известного политического консультанта И.Е. Минтусова, который сквозь призму зарубежного опыта электронного голосования в англосаксонских странах и в Южной Америке формулирует проблемы и серые зоны ДЭГ, к которым относит технические сбои и угрозы хакерских атак [8, с. 71].

В зарубежных исследованиях предметно рассматривается вопрос влияния ДЭГ на явку избирателей [10; 11; 12; 13; 14; 15; 16]. Авторы признают, что ДЭГ как дополнительная и более удобная для избирателей форма голосования имеет потенциал для увеличения явки избирателей, но условия применения ДЭГ в каждой конкретной стране могут нивелировать возможности роста явки. В работах российских политологов данный вопрос остается одной из исследовательских лакун.

М. Солвак и К. Вассил отмечают, что привычка к ДЭГ формируется быстро, а чем выше будет доля электронных избирателей, тем более устойчивой будет и явка на выборах [16, с. 21]. В Швейцарии и Эстонии ДЭГ применяют более 15 лет и эффект от его применения на явке избирателей заметен при долгосрочном наблюдении и сравнении с результатами выборов без ДЭГ. Например, в швейцарских кантонах Женева и Цюрих применение ДЭГ в 2000-е гг. не обеспечило увеличения явки избирателей, потому что этот способ голосования был новым и параллельно с ним существовала привычная возможность досрочного голосования по почте, а также голосование на избирательном участке [11]. При этом ДЭГ в 2006–2013 гг. увеличило явку среди швейцарских избирателей в возрасте 80 лет и старше, в особенности у избирателей мужского пола, но не оказало никакого влияния на молодых людей [10]. Наиболее широко ДЭГ применялось в Швейцарии на референдумах и парламентских выборах в 2011–2017 гг. в 15 кантонах. Однако в 2019 г. накануне очередных парламентских выборов в электронном голосовании были выявлены серьезные технические проблемы, из-за которых злоумышленники могли бы бесследно фальсифицировать итоги голосования. В результате общественного давления Федеральный совет Швейцарии принял решение отказаться от его использования на 5 лет и параллельно вести разработку новой платформы электронного голосования, создателем которой стала государственная компания Swiss Post. Отказ от ДЭГ в Швейцарии в 2019–2022 гг. привел к снижению явки среди избирателей-экспатриантов, для которых этот способ голосования был гораздо удобнее, чем почтовое голосование [17]. В 2023 г. Швейцария вернула ДЭГ в выборную практику, сделав его доступным только для избирателей-экспатриантов, зарегистрированных в кантонах Базель-городской, Санкт-Галлен и Тургау, а также для людей с ограниченными возможностями [18, с. 89]. В результате применения ДЭГ на парламентских выборах в этих кантонах явка избирателей увеличилась на 2% по сравнению с предыдущими выборами, которые проводились без ДЭГ.

В Эстонии в 2005–2019 гг. применение ДЭГ не привело к значительному увеличению явки избирателей в условиях, когда голосование и без того было легкодоступным и не создавало цифрового разрыва в его применении между избирателями с разными социально-демографическими характеристиками [19]. Однако к 2023 г. Эстония провела уже пять парламентских выборов с использованием ДЭГ и по сравнению с последними выборами без электронного голосования в 2003 г. прирост явки составил 5,46%, достигнув в 2023 г. 63,7%. Кроме того, Эстония также стала первым государством, где на общенациональных парламентских выборах в 2023 г. доля электронных избирателей превысила половину, составив 51% [20, с. 20]. Прирост явки на 2–4% был заметен в результате применения ДЭГ на выборах органов местного самоуправления в канадской провинции Онтарио, где ДЭГ применяется более 15 лет [12, с. 1164]. Однако авторы подчеркивают, что положительный эффект ДЭГ на явку может быть нивелирован при необходимости регистрации избирателей на портале голосования и ограничением сроков голосования периодом накануне выборов.

Методы и материалы

Наибольшее значение в исследовании влияния электронного голосования на явку избирателей отводится теории информационного общества и сравнительному подходу, которые позволяют рассмотреть электронное голосование с учетом его социотехнической структуры и географии распространения. В качестве базовой модели исследования в данной работе применяется авторская концепция электронного голосования как сети коммуникаций государства и общества, где одним из ключевых показателей успеха сети является контроль и удержание аудитории избирателей, выраженный в показателях явки на выборах. В рамках сравнительного подхода был проведен кросс-региональный и кросс-темпоральный анализ электоральной статистики результатов выборов с применением электронного голосования.

Результаты

Для государства как оператора сети электронного голосования рост и предотвращение снижения явки избирателей очень важны для вовлечения граждан в конвенциональное политическое участие. Чем выше явка, тем выше репрезентация политических интересов общества и легитимность выборов. Для России, как и для других государств накануне перехода на ДЭГ актуальной проблемой являлось снижение явки избирателей на всех уровнях выборов. Во второй четверти XXI века электоральная активность в России была ниже, чем в конце XX века. Тенденция к снижению явки наблюдалась даже на президентских и парламентских выборах. Так, за 1991–2012 гг. средняя явка на шести президентских выборах составила 69,15%, а в 2018 г. 67,54%. Средняя явка по итогам семи парламентских выборов 1993–2016 гг. составляла 58,42%, а в 2021 г. 51,72%. Впервые абсентеистов стало больше на выборах депутатов Госдумы в 2016 г. и явка составила всего 47,88%.

Вопрос о причинах снижения электоральной активности в России остается дискуссионным. С одной стороны, снижение интереса к выборам и как следствие явки избирателей можно объяснить сложившейся асимметрией отношений государства и общества с доминированием первого [21, с. 22]. С другой стороны, снижение электоральной активности объясняется трансформацией корпуса избирателей, среди которых становится больше экономически активных жителей городов с очень высоким темпом жизни, ориентированных на профессиональное обучение, работу и досуг. Параллельно с этим происходит естественное выбытие когорты пожилых избирателей, придерживающихся советской традиции обязательного участия в выборах и склонных доверять государственному аппарату [22, с. 139].

Рассмотрим в хронологическом порядке избирательные компании, на которых ДЭГ широко применялось: выборы депутатов Государственной Думы в 2021 г. и губернаторские выборы в 2022–2023 гг. Эмпирической базой исследования является официальные результаты выборов, опубликованные ЦИК России[2], а также результаты опросов общественного мнения. Принимая во внимание, что одним критериев успеха для государства в сети электронного голосования является удержание и контроль аудитории избирателей [1, с. 3], в каждом рассматриваемом случае избирательной кампании мы сравнивали проведенные выборы с применением ДЭГ с равным количеством выборов того же уровня без электронного голосования. Путем нахождения среднего арифметического, рассчитывалась средняя явка избирателей и результат кандидата/партии до перехода на электронное голосование и после. Разница между двумя значениями демонстрирует прирост или снижение явки избирателей. Важно подчеркнуть, что эмпирическим ограничением данной работы является недоступность для анализа данных о ДЭГ в разрезе УИК, поэтому можно сравнить только агрегированные данные на уровне региона.

ДЭГ на выборах депутатов Государственной Думы

На выборах депутатов Государственной Думы в 2021 г. были опробованы три технологии повышения явки избирателей: ДЭГ, применявшееся в семи регионах (Курская область, г. Москва, Мурманская область, Нижегородская область, Ростовская область, г. Севастополь, Ярославская область), трехдневное голосование и голосование по месту нахождения, применявшиеся по всей стране. В шести из семи регионов проведения ДЭГ (кроме Курской области) явка избирателей выросла. В целом по России явка на парламентских выборах в 2021 г. составила 51,72% и по сравнению с 2016 г. увеличилась на 3,84%; через интернет проголосовали 4,61% избирателей, большинство которых как полагает автор, не проголосовали бы на избирательных участках. Наибольшая доля электронных избирателей была в г. Москве – 49,77%, где также отмечен максимальный прирост явки на 15%.

Анализ электоральной статистики парламентских выборов показывает корреляции между увеличением доли ДЭГ и приростом явки избирателей на уровне региона в целом в г. Москве, Мурманской и Ярославской областях. В четырех других случаях появление ДЭГ не привело к значительному увеличению явки избирателей. На диаграмме представлено сравнение явки избирателей и доля ДЭГ в семи регионах.

Рис. 1. Сравнение явки избирателей на выборах депутатов Государственной Думы в 2016–2021 гг., %

Автор предполагает, что идеологический мотив политического участия и партийная идентификация избирателя оказывают влияние на выбор способа голосования. Избиратель следует за установками той или иной политической силы, поддерживающей или отвергающей ДЭГ, что влияет на её электоральную поддержку и структуру явки избирателей. Партия «Единая Россия» и её кандидаты в одномандатных округах призывали использовать ДЭГ, а лидеры оппозиционных партий, прежде всего, КПРФ выступали за бойкот ДЭГ, настаивая на его неконтролируемости наблюдателями. Еще одним подтверждением предположения о влиянии идеологического мотива и партийной идентификации служит пример кандидата от партии «Яблоко» В.А. Рыжкова, который призывал своих сторонников участвовать в ДЭГ и победил на довыборах в Московскую городскую Думу по округу № 37, проводившихся в 2021 г.

При использовании ДЭГ на выборах депутатов Государственной Думы в 2021 г. в едином федеральном округе поддержка «Единой России» снизилась относительно выборов 2016 г. В целом по стране «Единая Россия» в 2021 г. набрала 49,82% голосов избирателей против 54,20% в 2016 г., то есть на 4,38% меньше. Во всех регионах с ДЭГ кроме г. Севастополя (+2,6%) у единороссов также снизилась электоральная популярность, в том числе в Нижегородской области на 11%, в Курской и Ярославской областях на 8%. Однако на выборах в одномандатных округах в регионах с ДЭГ в 2021 г. кандидаты единороссы победили в 27 из 33 округов (82%) против 29 побед из 33 в 2016 г. (87%). Кандидаты от «Справедливой России» победили в двух округах Ярославской области и в одном округе Москвы, самовыдвиженцы из «Списка Собянина» победили в трех столичных округах.

КПРФ в 2021 г. во всех регионах с ДЭГ набрала больше голосов избирателей, чем на выборах в 2016 г. Более того, в Москве коммунисты практически удвоили результат несмотря на половину электронных избирателей в структуре явки. При этом коммунисты не признали результаты парламентских выборов Москве, где после опубликования итогов голосования в ДЭГ ряд их кандидатов проиграли выборы в одномандатных округах[3].

По сравнению с голосованием на участках результат единороссов и «новых людей» в ДЭГ был выше, а КПРФ ниже, что хорошо заметно из данных таблицы 1.

Табл. 1. Сравнение результатов голосования на участках и в ДЭГ

на парламентских выборах в России в 2021 г., %

Три других парламентские партии агитировали сторонников голосовать за них любым удобным способом. «Справедливая Россия – За правду» и ЛДПР выступили по-разному. Справедливороссы увеличили свою электоральную популярность в регионах проведения ДЭГ и в целом по России, а ЛДПР провела кампанию слабее, уступив часть «своих» мест в парламенте дебютировавшим на федеральных выборах «Новым людям».

ДЭГ на губернаторских выборах

В 2022 г. ДЭГ на губернаторских выборах применялось в четырех регионах: Калининградская, Новгородская, Томская, Ярославская области. Избирательные кампании освещались в СМИ слабо, что сказалось на интересе к выборам со стороны избирателей. Губернатор Калининградской области А.А. Алиханов и губернатор Новгородской области А.С. Никитин уже побеждали на выборах в 2017 г. и пользовались поддержкой жителей региона и политических элит. В Томской и Ярославской областях были назначены врио В.В. Мазур и М.Я. Евраев. При использовании электронного голосования явка избирателей выросла в двух регионах: в Томской области на 5,1%, в Новгородской области прирост составил 4,5%; в Калининградской и Ярославской областях несмотря на ДЭГ электоральная активность снизилась на 0,8 и 7,2% соответственно. В структуре явки доля электронных избирателей в 2022 г. составила 7,76%, но в среднем явка выросла на незначительные 0,4%.

Рис. 2. Сравнение явки избирателей на губернаторских выборах

в 2017–2022 гг., %

По данным постэлекторального опроса ВЦИОМ[4], более половины россиян считают, что выборы в их регионе прошли в целом честно, без серьезных нарушений, фальсификаций (69%, + 3% с 15.09.2020). Противоположной точки зрения придерживаются 18% (– 6% с 15.09.2020). По мнению 66% россиян результаты выборов соответствовали волеизъявлению избирателей (+ 5%). Считают, что результатам выборов доверять не следует 23% соответственно (– 5% с 15.09.2020).

В 2023 г. география ДЭГ на губернаторских выборах расширилась до семи регионов, явка избирателей относительно предыдущих выборов выросла в большинстве из них. Наиболее существенная положительная динамика явки отмечена в Московской (22,02%), Нижегородской (15,51%) областях, в г. Москве (12,28%). Лишь в Алтайском крае явка избирателей снизилась, что можно объяснить избирательной кампанией с отсутствием интриги из-за неучастия в выборах депутата Госдумы, члена КПРФ М.Н. Прусаковой и череды самоотводов уже зарегистрированных кандидатов. Примечательно, что на выборах мэра Москвы впервые электронных избирателей было больше (81%), чем голосовавших бумажными бюллетенями.

В среднем явка избирателей на губернаторских выборах в 2023 г. по сравнению с выборами 2018 г. выросла на 7,58%. Доля ДЭГ в 2023 г. в 7 регионах составила 22,8%, а без учета Москвы в шести регионах – 13,1% против 7,76% в 2022 г.

Рис. 3. Сравнение явки избирателей на губернаторских выборах в 2018–2023 гг., %

В июле 2023 г. были обнародованы данные исследования ВЦИОМ, свидетельствующие о положительной динамике отношения россиян к процедуре ДЭГ. Как отметил Руководитель Департамента политических исследований ВЦИОМ М.В. Мамонов, порядка 76% опрошенных заявляли, что знают, слышали или имеют опыт участия в ДЭГ. За распространение ДЭГ в регионах выступает большинство (59%) респондентов[5].

В августе 2023 г. также были обнародованы результаты исследований об отношении к ДЭГ московских социологов из группы Russian Field и их воронежских коллег из института общественного мнения «Квалитас».

В Москве 48% респондентов сообщили, что предпочтут проголосовать с помощью ДЭГ, 45% выбрали традиционный способ. Большинство опрошенных (71%) выступили за распространение ДЭГ на все регионы России. Более половины участников опроса (53%) доверяют ДЭГ в Москве (27% скорее доверяют, 26% заявили о полном доверии). О недоверии сообщили 36% москвичей; значимо чаще такой ответ давали мужчины (42%)[6].

Результаты социологического исследования об отношении к ДЭГ в Воронежской области были представлены директором регионального института общественного мнения «Квалитас» Н.А. Романовичем 25 августа на заседании Воронежского клуба политологов[7]. В опросе приняли участие 1,6 тыс. респондентов, из которых 69% знали о возможности проголосовать дистанционно, что-то слышали еще 20% и ничего не знали – 11%. К возможности ДЭГ 48% относились скорее положительно, 23,5% – нейтрально, 25% – скорее отрицательно. Готовность проголосовать электронным способом выразили 30% респондентов.

Заметно, что всероссийские и региональные социологические исследования накануне региональных выборов в 2023 г. отражали высокий уровень информированности о ДЭГ (69–76%) как новом способе голосования, что сказалось на высокой доле электронных избирателей (22,8%) в структуре явки. Однако показатели готовности принимать участие в ДЭГ заметно отличались: в Москве таких было больше, чем в Воронеже, где ДЭГ применялось впервые.

Существенных отличий в онлайн и офлайн голосовании в 2023 г. не зафиксировано в шести регионах. Популярность С.С. Собянина в ДЭГ была выше, чем на УИК, что можно объяснить бойкотом ДЭГ со стороны избирателей Л.А. Зюганова и мобилизацией сторонников мэра Москвы. И наоборот, в Воронежской области действующий губернатор А.В. Гусев получил заметно меньше электронных голосов избирателей, чем на участках. При этом в Воронежской области на губернаторских выборах в 2023 г. на дому проголосовали около 30% избирателей, что всегда создает предпосылки для обвинений в фальсификациях. Отметим, что воронежский губернатор победил как в офлайне, так и в ДЭГ.

По сравнению с парламентскими выборами 2021 г. губернаторские избирательные кампании в 2022-2023 гг. проходили в условиях более низкого интереса избирателей к выборам в большинстве регионов, что характерно и для выборов за рубежом. Об отсутствии значимых нарушений в ходе электронного голосования в 2021–2023 гг. свидетельствуют эксперты Независимого общественного мониторинга, наблюдавшие за выборами в регионах проведения ДЭГ[8].

Заключение

В результате проведенного кросс-регионального и кросс-темпорального анализа электоральной статистики результатов выборов с применением ДЭГ в России в 2021–2023 гг. получены ответы на поставленные исследовательские вопросы, на основании которых можно сделать выводы о характере влияния технологических новаций на выборы.

Во-первых, российская сеть электронного голосования показала свою эффективность [23, 24] для государства как ее оператора в таком ключевом показателе как рост явки избирателей или предотвращение ее снижения на федеральном уровне выборов, но на региональных выборах с применением ДЭГ тенденция к росту общей явки избирателей выражена слабее. В странах Европы тоже интенсифицируется развитие технологий электронного голосования, стимулирующих электоральную активность [25, с. 2].

На выборах депутатов Государственной Думы в 2021 г. явка избирателей в целом по России составила 51,72% и по сравнению с 2016 г. выросла на 3,84%; в семи регионах проведения ДЭГ явка выросла на 5,31% относительно 2016 г. В целом по России доля электронных избирателей в структуре явки составила 4,61%, что близко к показателям прироста электоральной активности. На губернаторских выборах в 2022 г. в четырех регионах применения ДЭГ явка избирателей выросла на 0,4%, а доля электронных избирателей в структуре явки составила 7,76%; в 2023 г. в семи регионах с ДЭГ прирост явки составил 7,58%, а доля электронных избирателей 22,8%. При этом в 8 из 11 случаев губернаторских выборов с ДЭГ отмечен рост явки, а в 3 – снижение. Отметим, что в 2023 г. в структуре явки на выборах мэра Москвы доля ДЭГ составила 82%, а итоговая явка была на уровне 43%, увеличившись на 12% по сравнению с аналогичными выборами в 2018 г. Именно в Москве для участия в ДЭГ не нужно было предварительной регистрации на портале голосования, что подтверждает тезис о положительном влиянии на электоральную активность отсутствия дополнительных фильтров для доступа к ДЭГ [12, с. 1164].

Во-вторых, в связи с полученными данными исследования выдвинутая гипотеза о положительном влиянии ДЭГ на явку избирателей на выборах федерального и регионального уровня в 2021–2023 гг. подтвердилась частично. Однако гибкие сроки и формы электронного голосования, его экстерриториальность, а также формирующаяся психологическая привычка [14] к такому голосованию привлекают избирателей, которые ранее не голосовали на избирательных участках. Кроме того, одновременно с ДЭГ в этот же период применялось трехдневное голосование и голосование по месту нахождения, которые тоже выступали донорами явки избирателей, поэтому совокупный эффект этих технологий сказался на общем росте электоральной активности, в особенности на федеральных выборах. Для более глубокого понимания влияния ДЭГ на явку избирателей в России необходимо продолжение компаративного анализа на эмпирическом материале нескольких электоральных циклов с применением ДЭГ.

В России и в других государствах-операторах ДЭГ его влияние на рост и предотвращение снижения явки избирателей становится заметно спустя несколько электоральных циклов при постепенном знакомстве избирателей с новым способом голосования и расширением географии его применения. Очевидным барьером для более широкого участия российских избирателей в ДЭГ остается необходимость предварительной подачи заявления на участие голосовании на федеральном портале. В случае отказа от ДЭГ явка избирателей может снизиться, особенно в том случае, если для определенной группы этот способ голосования был наиболее удобен, что, к примеру, произошло в Швейцарии с избирателями-экспатриантами [17].

В-третьих, ДЭГ проводится в интересах государства как создателя сети электронного голосования, вовлекающего в конвенциональное политическое участие новые группы избирателей, которые тоже получают выгоду, выбирая наиболее удобный способ голосования с гибкими сроками и формами. Электронное голосование выгодно тем политическим силам, которые агитируют своих избирателей принимать в нем участие. На выборах депутатов Государственной Думы в 2021 г. и других региональных выборах идеологический мотив политического участия проявился в следовании избирателей за призывами политических партий по участию («Единая Россия», «Новые люди») или бойкоту ДЭГ (КПРФ). На губернаторских выборах в 2022-2023 гг. в регионах проведения ДЭГ победили кандидаты, которые уже занимали должность губернатора в течение 5 лет, либо были назначены врио решением Президента.

Конфликт интересов: Автор заявил об отсутствии потенциальных конфликтов интересов в отношении исследования, авторства и / или публикации данной статьи.

Conflict of interests: The authors declared no potential conflicts of interests regarding the research, authorship, and / or publication of this article.

Список литературы / References

1. Федоров В. И. Электронное голосование как сеть коммуникаций между государством и обществом. Вестник Московского государственного областного университета (электронный журнал). 2022. № 4. URL: www.evestnik-mgou.ru [Fedorov V. I. Electronic voting: a communication network that links state and society] Bulletin of Moscow Region State University (e-journal), 2022, 4]. URL: www.evestnik-mgou.ru (In Russ.)]. EDN: NJPAKX
2. Alvarez R., Hall T. Electronic Elections: The Perils and Promises of Digital Democracy. Princeton University Press, 2010, 256.
3. Krimmer R. The Evolution of E-voting: Why Voting Technology is Used and How it Affects Democracy. 2012. PhD thesis. Tallinn: Tallinn University of Technology.
4. Krimmer R., Duenas-Cid D., Krivonosova I. New Methodology for Calculating Cost-Efficiency of Different Ways of Voting: Is Internet Voting Cheaper?, Public Money & Management, 2020, 41. pp. 1–10. DOI:10.1080/09540962.2020.1732027
5. Rubin A. D. Brave New Ballot: The Battle to Safeguard Democracy in the Age of Electronic Voting. New York, NY: Morgan Road Books. 2006. 280.
6. Алексеев Р. А. Технология блокчейн на выборах: прошлое, настоящее и будущее. Журнал политических исследований. 2020. № 4. С. 25–38. [Alekseev R. A. Blockchain technology in elections: past, present and future. Journal of Political Research, 2020, 4: 25–38. (In Russ.)]. EDN: HWGXJD
7. Баранов Н. А. От недоверия – к легитимации: трудный путь цифровых электоральных технологий на примере России. Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Политология. 2022. № 3. С. 433–446. [Baranov N. A. From distrust to legitimization: The difficult path of digital electoral technologies, an evidence from Russia’], RUDN Journal of Political Science, 2022, 3: pp. 433–446. (In Russ.)]. EDN: BXVZVR
8. Минтусов И. Е., Ячменева О. А. О практике электронного голосования в странах Южной Америки. Гражданин. Выборы. Власть. 2023. № 2. С. 71–92. [Mintusov I. E., Yachmeneva O. A. On the practice of electronic voting in the countries of South America’] Citizen. Elections. Authority, 2023, 2, pp. 71–92. (In Russ.)]. EDN: YIDPOA
9. Морозова С. С., Будко Д. А. Особенности развития цифровой демократии в крупных городах России (на примере Санкт-Петербурга). Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. 2022. Т. 18. № 4. С. 456–469. [Morozova S. S., Budko D. A. Features of the digital democracy development in Russian cities (on the example of St Petersburg)] Political Expertise: POLITEX, 2022, 18(4), pp. 456–469. (In Russ.)]. EDN: CMHAXV
10. Ciancio A., Kämpfen F. The heterogeneous effects of internet voting, European Journal of Political Economy, 2023, 79, https://doi.org/10.1016/j.ejpoleco.2023.102444.
11. Germann M., Serdült U. Internet voting and turnout: Evidence from Switzerland’, Electoral Studies, 2017, 47. pp. 1–12. DOI:10.1016/j.electstud.2017.03.001
12. Goodman N., Stokes L. C. Reducing the Cost of Voting: An Evaluation of Internet Voting’s Effect on Turnout’, British Journal of Political Science, 2020, 3, pp. 1155–1167. https://doi.org/10.1017/S0007123417000849
13. Pieters W., Van Haren R. Temptations of turnout and modernisation: E-voting discourses in the UK and The Netherlands. Journal of Information’, Communication and Ethics in Society, 2007, 5(4), pp. 276–292. https://doi.org/10.1108/14779960710846146
14. Solvak M., Vassil K. Could Internet Voting Halt Declining Electoral Turnout? New Evidence That E‐Voting Is Habit Forming’, Policy & Internet, 2018, 1. pp. 4–21. DOI:10.1002/POI3.160
15. Stromer-Galley J. Will internet voting increase turnout?: An analysis of voter preference’. In Society Online: The Internet in Context, 2004, pp. 87–102. https://doi.org/10.4135/9781452229560.n6
16. Vassil, K., & Weber, T. A bottleneck model of e-voting: Why technology fails to boost turnout’. New Media and Society, 2011, 13(8), pp. 1336–1354. DOI: 10.1177/1461444811405807
17. Germann M. Internet voting increases expatriate voter turnout, Government Information Quarterly, 2021, 38(3), 101560. DOI:10.1016/j.giq.2020.101560
18. Федоров В. И. Возвращение электронного голосования на парламентских выборах в Швейцарии в 2023 году. PolitBook. 2024. № 2. С. 77–92. [Fedorov V. I. The Return of Internet Voting in the Swiss Parliamentary Elections in 2023] PolitBook, 2024, 2, pp. 77–92. (In Russ.)]. EDN: GQXFMM
19. Ehin P., Solvak M., Willemson J., Vinkel P. Internet voting in Estonia 2005–2019: Evidence from eleven elections, Government Information Quarterly, 2022, 39 (4), 101718. https://doi.org/10.1016/j.giq.2022.101718
20. Борисов И. Б., Игнатов А. В. Электронное голосование в Эстонии бьет рекорды. Общее и особенное в международном развитии ДЭГ. Избирательное законодательство и практика. 2023. № 1. С. 14–20. [Borisov I. B., Ignatov A. V. Electronic voting in Estonia is breaking records. General and special in the international development of the i-voting] Electoral legislation and practice, 2023, 1: pp. 14–20. (In Russ.)]. EDN: NFYQLR
21. Жданов А. И., Коротаев А. В. Выборы, тип режима и риски революционной дестабилизации: опыт количественного анализа. Социология власти. 2022. № 34(3–4). С. 102–127. [Zhdanov A.I., Korotayev A.V. Elections, Regime Type and Risks of Revolutionary Destabilization: Quantitative Experience] Sociology of Power, 2022, 34(3–4): pp. 102–127. (In Russ.)]. EDN: XGKJCL
22. Коротаев А. В., Новиков К. Е., Шульгин С. Г. Ценности пожилых в стареющем мире. Социология власти. 2019. № 31(1). С. 114–142. [Korotayev A. V., Novikov K. E., Shulgin S. G. Values of the Elderly People in an Aging World] Sociology of Power, 2019, 31(1), pp. 114–142. (In Russ.)]. EDN: PGPSLB
23. Борисов И. Б. Конец доцифровой эпохи политических процессов. Гражданин. Выборы. Власть. 2021. № 1. C. 124–139. [Borisov I. B. The end of the pre-digital era of political processes] Citizen. Elections. Authority, 2021, 1: pp. 124–139. (In Russ.)]. EDN: HEWTVF
24. Гаджиева А. О. Электронный список избирателей как новый элемент цифровизации избирательного процесса: правовые и организационные основы. Право. Журнал Высшей школы экономики. 2022. № 5. С. 44–65. [Gadzhieva A.O. Electronic voters list as a new element of digitalizing electoral process: legal and organizational basis’] Law. Journal of the Higher School of Economics, 2022, 5: pp. 44–65. (In Russ.)]. EDN: QKSWFA
25. Borucki I., Hartleb F. Debating E-voting throughout Europe: constitutional structures, parties concepts and Europeans perceptions, Frontiers in Political Science, 2023, 5, 1–15. https://doi.org/10.3389/fpos.2023.982558

1. Fedorov V. I. Electronic voting: A communication network that links state and society. Bulletin of Moscow Region State University, 2022, (4). (In Russ.) https://doi.org/10.18384/2224-0209-2022-4-1208

2. Alvarez M. R., Hall T. E. Electronic elections: The perils and promises of digital democracy. Princeton: Princeton University Press, 2008, 256. http://doi.org/10.1515/9781400834082

3. Krimmer R. The evolution of e-voting: Why voting technology is used and how it affects democracy. Tallinn: TUT Press, 2012.

4. Krimmer R., Duenas-Cid D., Krivonosova I. New methodology for calculating cost-efficiency of different ways of voting: Is Internet voting cheaper? Public Money & Management, 2020, 41(1): 17–26. https://doi.org/10.1080/09540962.2020.1732027

5. Rubin A. D. Brave new ballot: The battle to safeguard democracy in the age of electronic voting. NY: Morgan Road Books, 2006, 280.

6. Alekseev R. A. Blockchain technology in elections: Past, present and future. Journal of Political Research, 2020, 4(4): 25–38. (In Russ.) https://doi.org/10.12737/2587-6295-2020-25-38

7. Baranov N. A. From distrust to legitimization: The difficult path of digital electoral technologies, an evidence from Russia. RUDN Journal of Political Science, 2022, 24(3): 433–446. (In Russ.) https://doi.org/10.22363/2313-1438-2022-24-3-433-446

8. Mintusov I. E., Yachmeneva O. A. On the practice of electronic voting in the countries of South America. Grazhdanin. Vybory. Vlast, 2023, (2): 71–92. (In Russ.) https://elibrary.ru/yidpoa

9. Morozova S. S., Budko D. A. Features of the digital democracy development in Russian cities (on the example of St. Petersburg). Politicheskaia ekspertiza: POLITEKS, 2022, 18(4): 456–469. (In Russ.) https://doi.org/10.21638/spbu23.2022.407

10. Ciancio A., Kämpfen F. The heterogeneous effects of internet voting. European Journal of Political Economy, 2023, vol. 79. https://doi.org/10.1016/j.ejpoleco.2023.102444

11. Germann M., Serdült U. Internet voting and turnout: Evidence from Switzerland. Electoral Studies, 2017, 47: 1–12. https://doi.org/10.1016/j.electstud.2017.03.001

12. Goodman N., Stokes L. C. Reducing the cost of voting: An evaluation of Internet voting’s effect on turnout. British Journal of Political Science, 2020, 50(3): 1155–1167. https://doi.org/10.1017/S0007123417000849

13. Pieters W., van Haren R. Temptations of turnout and modernisation: E-voting discourses in the UK and The Netherlands. Journal of Information, Communication and Ethics in Society, 2007, 5(4): 276–292. https://doi.org/10.1108/14779960710846146

14. Solvak M., Vassil K. Could Internet voting halt declining electoral turnout? New evidence that e-voting is habit forming. Policy & Internet, 2018, 10(1): 4–21. https://doi.org/10.1002/poi3.160

15. Stromer-Galley J. Will Internet voting increase turnout?: An analysis of voter preference. Society Online: The Internet in Context, 2004, 87–102. https://doi.org/10.4135/9781452229560.n6

16. Vassil K., Weber T. A bottleneck model of e-voting: Why technology fails to boost turnout. New Media & Society, 2011, 13(8): 1336–1354. https://doi.org/10.1177/1461444811405807

17. Germann M. Internet voting increases expatriate voter turnout. Government Information Quarterly, 2021, 38(3). https://doi.org/10.1016/j.giq.2020.101560

18. Fedorov V. I. The Return of Internet voting in the Swiss parliamentary elections in 2023. PolitBook, 2024, (2): 77–92. (In Russ.) https://doi.org/10.24412/2227-1538-2024-2-77-92

19. Ehin P., Solvak M., Willemson J., Vinkel P. Internet voting in Estonia 2005–2019: Evidence from eleven elections. Government Information Quarterly, 2022, 39(4). https://doi.org/10.1016/j.giq.2022.101718

20. Borisov I. B., Ignatov A. V. E-voting in Estonia breaks the record. The general and special in the international development of remote e-voting. Izbiratelnoe zakonodatelstvo i praktika, 2023, (1): 14–20. (In Russ.) https://elibrary.ru/nfyqlr

21. Zhdanov A. I., Korotayev A. V. Elections, regime type and risks of revolutionary destabilization: Quantitative experience. Sociology of Power, 2022, 34(3-4): 102–127. (In Russ.) https://elibrary.ru/xgkjcl

22. Korotayev A. V., Novikov K. E., Shulgin S. G. Values of the elderly people in an aging world. Sociology of Power, 2019, 31(1): 114–142. (In Russ.) https://elibrary.ru/pgpslb

23. Vinogradova I. M. Remote electronic voting technology in Russia: Implementation experience and future prospects. Politbook, 2024, (2): 51–76. (In Russ.) https://doi.org/10.24412/2227-1538-2024-2-51-76

24. Borisov I. B. The end of the pre-digital era of political processes. Grazhdanin. Vybory. Vlast, 2021, (1): 124–139. (In Russ.) https://elibrary.ru/hewtvf

25. Gadzhieva A. O. Electronic voters list as a new element of digitalizing electoral process: Legal and organizational basis. Law. Journal of the Higher School of Economics, 2022, 15(5): 44–65. (In Russ.) https://doi.org/10.17323/2072-8166.2022.5.44.65

26. Borucki I., Hartleb F. Debating e-voting throughout Europe: Constitutional structures, partiesʼ concepts and Europeansʼ perceptions. Frontiers in Political Science, 2023, 5: 1–15. https://doi.org/10.3389/fpos.2023.982558